Не сомневаюсь, что специалисты Агентства по делам госслужбы и противодействию коррупции (АДГСПК) выявят факты нарушений, связанные с финансированием проектов, получивших слабые баллы по экспертизе. Я на себе ощутил беспрецедентное давление в начале 2018 года. Меня сначала просили, а потом мне «настоятельно рекомендовали» вмешаться в процесс начисления баллов. Попытки доказать, что вмешательство в конкурс имеет все признаки коррупционного преступления и наказание за это предусмотрено Уголовным кодексом, стоили мне большого времени и нервов. Я даже открыто заявлял об этом руководству МОН в одной из своих статей

https://forbes.kz/process/science/adil_ibraev_na_etape_nauchnoy_ekspertizyi_vse_lazeyki_dlya_korruptsii_perekryityi

а также о том, что НЦГНТЭ не допустит манипулирования баллами. Но достучаться до Комитета науки МОН мне так и не удалось. Проекты, оцененные экспертами по низкой шкале, все-таки получили финансирование. За свою принципиальность для руководства КН МОН в лице г-на Нурсеитова Р.С., кстати, назначенного на эту должность в нарушение действующего законодательства, я стал неугодным, поэтому в ближайшее время все будут свидетелями того, каким образом решится вопрос о дальнейшем моем пребывании в должности руководителя НЦГНТЭ. По этому поводу уже проводится определенная работа. По указанию и.о. председателя Комитета науки МОН РК кардинально сменился состав совета директоров НЦГНТЭ, а себя, своим же собственным приказом, он назначил председателем совета директоров. Три лица, вошедших в состав обновленного совета директоров, незнакомы со спецификой работы НЦГНТЭ. При этом признанный в стране и за рубежом ученый, независимый член совета был выведен из его состава. Не сомневаюсь, что все это направлено на то, чтобы сменить руководство в НЦГНТЭ, поставив туда человека «посговорчивее».

Все будет выглядеть так, будто коллегиальный орган принял решение в рамках установленных законодательством полномочий, вот и все. При этом одно и то же лицо будет выступать как единственный акционер и как председатель совета директоров, потому что это действительно законом не запрещено. Тогда говорить о том, что работа по организации государственной научно-технической экспертизы будет строиться исключительно на принципах справедливости, независимости и законности, бессмысленно.

Хотя, по логике корпоративного управления, должна состояться оценка деятельности руководства НЦГНТЭ за все годы работы, подведены итоги, отмечены заслуги и недостатки, грубые нарушения, если они будут выявлены, и только потом – рассматриваться вопрос о профессиональной состоятельности действующего исполнительного органа. По своему правовому определению НЦГНТЭ – юридическое лицо со стопроцентным участием государства, созданное для содействия в реализации важных государственных задач в сфере науки. Следовательно, считаю, любые изменения, связанные с органом управления, должны быть обоснованными и состоятельными. Другими словами, это не частная лавочка.

Вся проблема, по мнению ученых, состоит в том, что наукой управляют люди, не имеющие представления о том, как она устроена, как происходит процесс познания. Они относятся к науке как к бизнес-проекту, устанавливая в научной сфере правила и нормы, для нее неприменимые.

В свое время выдающийся нобелевский лауреат академик Петр Капица писал письма Сталину, Хрущеву, Брежневу, Андропову, ненавязчиво, но доходчиво объясняя советским вождям, как устроена наука, почему она – специфическая форма поиска истины, и как сделать научные исследования максимально эффективными. Прорывы в области космоса, полупроводников, ядерной энергетики и во многих других научных сферах показывают, насколько ценным было мнение ученого. Что касается современных казахстанских реалий, то складывается впечатление, что управленцы видят научный процесс упрощенно: пока я хозяин, ты – дурак.

Дано ли им понять, что казахстанская наука уже вплотную приблизилась к моменту, когда перед ней в полный рост встанут новые вызовы, обусловленные внешними и внутренними факторами, на которые она должна будет отвечать, исходя из принципов добросовестной и здоровой конкуренции? Вряд ли, это возможно при верховенстве закона и исключении влияния недобросовестных заинтересованных лиц на положение дел.

Риски извне продиктованы участием Казахстана в различных международных и наднациональных организациях и союзах и связанными с этим обязательствами. Например, завершается согласование по договору о выплате пенсий тем гражданам стран ЕАЭС, которые работают в других странах союза. В ближайшее время документ будет рассмотрен руководящими органами ЕАЭС, после чего его направят на подписание. Скорее всего, в течение ближайшего года он будет согласован и подписан, после чего вступит в законную силу. Что это значит в практическом плане? Учитывая, что в ЕАЭС обеспечивается свобода движения товаров, услуг, капитала и рабочей силы, то ученые из стран ЕАЭС могут участвовать в конкурсах на грантовое и программно-целевое финансирование научных проектов. Конечно, для этого им придется получить аккредитацию от Министерства образования и науки. Но если исходить из законодательства о ЕАЭС – это не будет проблемой, поскольку оно содержит понятие «национального режима». Казахстан же обязан будет создать для работников из других стран такие же условия, как и для собственных. Таким образом, ученые из стран ЕАЭС смогут участвовать в конкурсах на общих основаниях. А учитывая, что в рамках ЕАЭС завершается работа по нормативно-правовому оформлению электронного формата закупок, не исключено, что представители научного сообщества стран ЕАЭС смогут подавать заявки на участие в конкурсах в удаленном доступе.

Но у этой медали две стороны. Конечно, такое положение вещей можно приветствовать, поскольку взаимодействие и коллаборация между учеными разных стран и научными школами методологически обогащает науку, расширяет взгляды на существующие проблемы, позволяет взглянуть на них под новым углом. С другой стороны, существуют опасения: а смогут ли наши ученые конкурировать с теми же россиянами или белорусами? Так как в ЕАЭС, да и на постсоветском пространстве в целом, существует серьезная разница в научном и инновационном потенциале стран. Может произойти так, что часть средств пройдет мимо казахстанских ученых.

Еще один внешний вызов – нормы ВТО и обязательства, взятые Казахстаном при вступлении в эту организацию. Напомню, что когда Казахстан входил в ВТО, в числе плюсов назывался доступ на мировые рынки товаров и услуг и к механизму этой организации по разрешению торговых споров. Наряду с этими плюсами есть и минусы. Они обусловлены пока еще сырьевым характером нашей экономики.

Собственно, все стратегические документы развития страны, принятые в последнее десятилетие, направлены на то, чтобы преодолеть «сырьевое проклятие», повысить конкурентоспособность перерабатывающих предприятий, создать отрасли, специализирующиеся на глубокой переработке сырья. И одним из способов достижения этих целей называется отечественное наукоемкое производство – плотное взаимодействие производства с наукой. Но чтобы это произошло, чтобы бизнес в промышленном производстве и сельском хозяйстве заинтересовался сотрудничеством с учеными, мы должны стремиться к серьезному повышению результативности научных исследований и их последующей коммерциализации. А тут не обойтись без НИОКР. По сути – это цепочка добавленной стоимости, включающая теоретические и опытно-конструкторские разработки. На Западе это понятие немного шире, оно включает в себя еще внедрение, брендинг, маркетинг, производство и продажи. Нам необходимо внедриться в эту цепочку, причем не в продажи, где наш торговый бизнес более-менее преуспел, а в разработки, чтобы создать первую составляющую конкурентоспособной экономики – наукоемкость. Понятие «стратегия голубого океана», взятое из одноименной нашумевшей книги, очень хорошо раскрывает эту необходимость.

Понять, почему нам это не удается, очень поможет кейс, с которого я начал эту статью.

Существующая система распределения финансовых средств Национальными научными советами должна была привести к достижению конкретных и видимых результатов. Во-первых, это объективная оценка проектов, что обеспечивается участием в государственной научно-технической экспертизе зарубежных и отечественных профильных специалистов. Мы со своей стороны этот результат обеспечили. Во-вторых, это минимизация возможностей для злоупотреблений со стороны чиновников. В-третьих, это право ученых решать, какие научные проекты для страны наиболее перспективные. То есть «децентрализация» науки и передача рычагов финансового управления от Министерства образования и науки самим ученым. В существующем законодательстве оказались лазейки, которыми не преминули воспользоваться некоторые члены ННС. И только благодаря открытости результатов конкурса эти нарушения стали известны и вызвали такой серьезный резонанс. Однако главного, ради чего эти новые правила разрабатывались, добиться не удалось. Получилось, что государство снова профинансировало околонаучную бюрократию, а не результат, продолжая выталкивать истинных ученых из науки.

Значит, нужны структурные реформы, точечными мерами тут не обойтись. О кадрах управленцев уже было сказано выше. Другая проблема – низкая требовательность к результатам научной деятельности. Сегодняшняя система оценки научных достижений позволяет подменять реальный научный результат отчетом о процессе. Люди с учеными степенями, но не работающие в науке, отлично умеют это делать. Наличие таких людей в академическом сообществе, возможно, и стало одной из причин деградации науки и образования, резкого падения престижа этих сфер.

Говоря о повышении требовательности, необходимо принять решительные меры к плагиаторам и тем, кто создает им условия – редколлегиям научных журналов, научным руководителям, диссертационным советам.

Академическое сообщество может настоять на изменении формата голосования ННС с закрытого на открытое, на повышении требований к индексу цитируемости членов ННС, на изменении сроков объявления конкурсов на финансирование проектов.

Нам нужна серьезная реформа, которая поставит во главе науки настоящих ученых, а не администраторов и околонаучную бюрократию.

В мире есть страны, которые успешно развивают науку без большого бюрократического аппарата.

В США нет министерства науки. Ее развитием занимается Управление научно-технической политики в структуре аппарата президента, а сфера исследований и разработок финансируется рядом федеральных ведомств. Несмотря на это, наука США занимает лидирующие позиции в мире.

Во Франции в управлении наукой, как и в постсоветских странах, ведущую роль играет государство, но это касается, по большей части, вопросов финансирования, а конкретные перспективные направления научных исследований определяет Высокий совет по науке и технологиям при президенте Французской Республики, состоящий из ученых мирового уровня. Его уравновешивает Межминистерский комитет научных и технологических исследований под председательством премьер-министра.

Я намеренно привел в качестве примера две противоположные модели управления наукой – максимально децентрализованную в США и консолидированную во Франции. Но у них есть общая черта – развитием сферы исследований и разработок занимаются ученые, а чиновники лишь помогают им.

Если мы хотим сохранить нашу науку и вывести ее на передовые позиции, то пришло время задуматься об этом.

***

Я подготовил и решил опубликовать этот материал, поскольку все наши предложения по реформированию науки не нашли отклика у руководства МОН. Либо, как люди далекие от науки, они нас не понимают, либо ее развитие не входит в сферу их интересов.

Адил ИБРАЕВ,
президент АО «Национальный центр государственной научно-технической экспертизы»

Источник: novgaz.com